Контркультура. Страница 1

Контркультура

Контркультура, которая в некотором смысле утратила своё значение на настоящий момент, изначально являлась вызовом условной «культуре», некоему заведённому порядку вещей. Она требовала права говорить о том, о чем принято было молчать и кричать о том, о чём только еще начинали говорить. Она не нуждалась в цензуре и условностях.

Спустя годы контркультура стала полноценной частью культуры, создав свою собственную нишу, которая, однако, не имеет права костенеть и должна быть всегда открытой для новых исканий и любых способов самовыражения.

История развития жанра

К становлению контркультуры в её современном понимании приложило руку ещё в конце 40-х годов 20-го века сообщество битников под руководством Джека Керуака («В дороге», «Бродяги Дхармы»), в котором разное время принимали участие люди определившие не только будущее контркультуры, но и вообще мировой литературы – Аллен Гинзберг («Вопль») и Уильям Берроуз («Голый завтрак»).

Гинзберг был одним из первых, кто заявил во всеуслышание о собственной гомосексуальности. Берроуз, который много лет был героинщиком и однажды застрелил свою жену, пытался максимально деформировать тексты, то комкая их, то разбирая по буквам, от звуковой бессмыслицы переходя к остросоциальной сатире. То есть нужно было научиться говорить не только «что», но и «как».

К 60-м годам в США происходит психоделическая революция, связанная с изобретением синтетических наркотиков и на сцену выходит следующее поколение писателей, вдохновленных опытами Тимоти Лири («Психоделический опыт») и других пропагандистов расширения сознания.

Кен Кизи («Пролетая над гнездом кукушки») и Том Вулф («Конфетнораскрашенная апельсиннолепестковая обтекаемая малютка») употребляют ЛСД и описывают свои впечатления. За ними появляется не менее одиозный Хантер Стоктон Томпсон «Страх и Отвращение в Лас Вегасе». И «новая журналистика» становится новой контркультурой. В это же время где-то на другом конце страны творит в одиночестве Чарльз Буковски «Хлеб с ветчиной», но его слава настигнет его гораздо позже. С туманного Альбиона передаёт свой привет Энтони Бёрджесс («Заводной апельсин»). 

В 90-е на сцену выходит следующая, большая волна романистов первой величины. К американцам Бретту Истону Эллису («Американский психопат») и Чаку Паланику («Бойцовский клуб») присоединяются канадец Дуглас Коупленд «Generation X» и британец Ирвин Уэлш «На игле». И если предшественники воплощали на бумаге, пусть фантазмический но реальный психоделический опыт, то новые авторы так густо смешали в одной палитре реальность и выдумку, что нельзя было уже разобрать где заканчивается одно и начинается другое. Наркотики и поиск внутренней свободы отошли в прошлое и на первых ролях теперь насилие.

Лучшие образцы контркультурного романа

• Джек Керуак «В дороге»
• Кен Кизи «Пролетая над гнездом кукушки»
• Уильям Берроуз «Голый завтрак»
• Хантер Стоктон Томпсон «Страх и Отвращение в Лас Вегасе»
• Чарльз Буковски «Хлеб с ветчиной»
• Бретт Истон Эллис «Американский психопат»
• Чак Паланик «Бойцовский клуб»
• Ирвин Уэлш «На игле»

Чарльз Буковски «Хлеб с ветчиной»

Это одна из наиболее честных историй о взрослении подростка, не оставляющая для автора, являющегося прототипом главного героя буквально ни сантиметра тени. Всё вывернуто наружу, всё выставлено на показ. Это многократно усиленная версия «Над пропастью во ржи» Сэлинджера.

Чак Паланик «Бойцовский клуб»

Прокатившись через все внутренние переживания героев прошлого века, на пороге века 21-го Чак Паланик отвергает все завоевания: личную свободу, наркотики, даже право на секс. Что же останется у главного героя, лишённого казалось бы элементарных человеческих потребностей? Только насилие. Паланик переворачивает с ног на голову тезис о классовой борьбе. Революция в США, возможно ли это?